Едва оторванные, говоря фигурально, от
материнской груди, от ухода преданных нянек, от утренних и вечерних ласк, тихих и сладких, они хотя и стыдились всякого проявления нежности, как «бабства», но их неудержимо и сладостно влекло к поцелуям, прикосновениям, беседам на ушко.
Новые гости также прошли все покои и вошли в опочивальню боярышни. При виде открывшейся им картины они были поражены полным удивлением: сановник, ожидавший со стороны Плодомасова сопротивления и упорства, недоумевал, видя, что дерзкий насильник дрожит и все его личарды лежат распростертые ниц на земле. Оскорбленный отец ожидал услыхать вопли и стенания своей одинокой дочери и также недоумевал, видя ее покоющейся своею головкою на теплой
материнской груди.
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом божьем мире ни одной
Ты не найдешь души себе родной!..
Питался я не
материнской грудьюИ не спал на ее коленях. Чуждый голос
Учил меня родному языку
И пел над колыбелию моей.
Земля — общая нам мать; она кормит нас, дает нам приют, радует и любовно обогревает нас; с минуты рождения и пока мы не успокоимся вечным сном на ее
материнской груди, она постоянно своими нежными объятиями лелеет нас.
Неточные совпадения
В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось то робкое отчаяние, с которым столь многие теперь в нашем бедном обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать, в
материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей
груди расслабленной матери жаждут хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.
Она любила думать о себе, как о мертвой: лежит она, раба божия Татьяна, в сосновом гробу, скрестив на
груди отработавшие руки, тихо и Мирно лежит, и один бог видит ее
материнскую душу.
Настя плакала на
материнской иссохшей
груди.
Он
материнской ласки не знавал:
Не у
груди, под буркою согретый,
Один провел младенческие леты...
Бледная, изможденная, вышла на крыльцо мать ребенка. Месяца два назад она родила, и теперь в дороге, несмотря на все трудности, на собственные страдания, она с
материнской неутомимостью и энергией отстаивала юную жизнь. И, по-видимому, старанья не оставались безуспешны: достаточно было прислушаться к звонкому, крепкому и настойчивому крику ребенка, чтобы получить представление о здоровой
груди и хороших легких.
И сушат и целя́т
материнские слезы детище, глядя по тому, отчего они льются. Слезы Татьяны Андревны целебным бальзамом канули на полную сердечной скорби Наташу. Тихо повернулась она, открыла ярко пылающее лицо и тихо припала к
груди матери. Татьяна Андревна обняла ее и тихонько, чуть слышно сказала...
Она его еще обняла и, прижав к
груди его головенку, сказала ему с
материнскою нежностью...
Как своевремен этот поцелуй. Так именно необходима мне была сейчас эта
материнская ласка. На
груди доброй, чуткой женщины я даю волю слезам. Я плакала до тех пор, пока не почувствовала, что кто-то крепко взял мою руку.
Он тихонько расстегнул у кисти ее рукав и скользнул рукою по тонкой, голой руке к плечу. Она, все с тою же
материнскою нежностью, гладила его курчавую голову, прижавшуюся к ее
груди. И в темноте ее лицо становилось все грустнее и покорнее.
Объяснила бы ей ее матушка, что ключится с ней, успокоила бы свою доченьку, и заснула бы она сладким, тихим сном у
груди материнской.
А позднею ночью случилось так. Насытясь друг другом, они лежали рядом под одним одеялом. У Лельки была сладкая и благодарная усталость во всем теле, хотелось с
материнскою ласкою обнять любимого, и чтобы он прижался щекою к ее
груди. А он лежал на спине, стараясь не прикасаться к ее телу, глядел в потолок и мрачно курил.
— Ну вот! Это ведь не всякий год сестра-то замуж идет… Вы ведь одной утробы, под одним сердцем лежали и одну
грудь сосали. Ты ведь не маленькая — понимать нынче все можешь, ты
материнское сердце пожалей.